— Мне жаль, но я тебя не помню — говорит она.

— Моим мужем был доктор Дэнни Галлахер, лечащий врач Филиппа. Дэнни был в том самолете. Мы оба потеряли кого-то в тот день. По крайней мере, меня заставили в это поверить.

Она качает головой. — Я не понимаю. Почему ты здесь? После стольких лет, почему ты приходишь в мой дом и…

— Филипп Хардвик жив, не так ли?

Она замолкает. Здесь, у кромки воды, мы стоим в тени, и я не могу прочесть выражение ее лица, но я вижу ее силуэт, стоящий совершенно неподвижно.

— Нет — шепчет она.

— Ты знаешь, где он?

— Это невозможно. Он мертв.

— Это то, в чем они хотят нас убедить.

— В том самолете была бомба. Они все погибли, все семеро.

— Но в море нашли только два тела. Мы не знаем, кто еще был на борту, и кто мог сойти с самолета в самую последнюю минуту.

Она обнимает себя. Даже в полумраке я вижу, что она дрожит. — Если бы он был жив, я бы знала. Я бы почувствовала это. И почему он не позвонил мне? Почему он заставил меня думать, что он мертв?

— Именно так он остался жив, заставив всех поверить, что он мертв. Он все еще где-то там, Сильвия. Вероятно, живет под другим именем, с другой личностью.

— Нет. Нет, это неправда! Он бы не заставил меня так страдать!

Я слышу настоящую муку в ее голосе и, к своему удивлению, понимаю, что это не спектакль. Она действительно не знает, что Хардвик жив.

— Ты любила его — удивленно говорю я.

Она снова поворачивается к воде и тихо говорит: Конечно, любила.

— А он любил тебя?

— Я думала.. — Ее голова опускается. — Я верила, что он любил меня. Я верила стольким вещам.

— И все же он так и не связался с тобой? После крушения самолета ты ничего о нем не слышала?

— Нет.

— У тебя есть какие-нибудь предположения, где он сейчас?

— На дне морском. Это то, во что я верила тогда. И это то, во что я верю сейчас. — Она смотрит на меня. — Почему ты задаешь мне все эти вопросы? Кто ты на самом деле?

Мгновение мы просто смотрим друг на друга, две женщины, чьи жизни пересеклись таким образом, что мы обе пострадали, обе навеки в трауре.

— Я жена Дэнни Галлахера, — говорю я. — Это все, что тебе нужно знать.

Я поворачиваюсь и поднимаюсь обратно по каменным ступеням на террасу, пробираясь сквозь толпу красивых людей в великолепной одежде. Мой визит сюда многое прояснил: Сильвия действительно не знает, где Хардвик. Она действительно верит, что он мертв.

Я не знаю, где искать дальше.

Большинство людей, находящихся в бегах, не могут не искать знакомые места, но Хардвик слишком умен, чтобы возвращаться в свои старые убежища. Единственный способ оставаться невидимым все эти годы, — это не делать того, чего от него ожидают. Однако чего он не мог избежать, так это использования своих многочисленных оффшорных счетов на протяжении многих лет. Возможно, ему действительно нужны были эти средства, или он вернулся к посредничеству в новых сделках, но эти перемещения капитала не остались незамеченными Агентством. Это было его большой ошибкой. Это был ключ к тому, что он все еще жив.

Я обдумываю свои следующие шаги. Я не могу вернуться домой и, возможно, никогда не смогу. В данный момент я плыву по течению, как и в годы после смерти Дэнни, переезжая с места на место, ища точку приземления, где я могла бы оставить позади прежнюю Мэгги и стать кем-то новым, кем-то, кого не преследовали мысли о том, что могло бы быть. Если бы только я отказалась от того последнего задания на Мальте. Если бы только мы с Дэнни сбежали. Сейчас мы были бы вместе, наши волосы поседели, на наших лицах еще глубже проступили бы морщинки от смеха. Я представляю нас где-нибудь в теплом месте, может быть, в Южной Америке, в деревне, где свободно бегают куры, козы и босоногие дети.

Вместо этого я остаюсь одна, когда выхожу за ворота виллы. Я оставляю позади музыку, смех, то, что могло бы быть, и направляюсь вниз по склону к своей машине. Высокие каблуки жмут, и у меня возникает искушение отшвырнуть их и продолжить путь босиком по острому гравию. Я хочу боли. Мне нужна боль, как искупление за мои грехи. Я заворачиваю за поворот и добираюсь до своей взятой напрокат машины, припаркованной позади черного "Феррари". Я достаю из сумочки брелок с ключами открываю замок.

И тут я слышу шорох гравия на дороге. Кто-то идет прямо за мной.

Я поворачиваюсь и смотрю на Диану. На пистолет, который она направила мне в грудь.

— Привет, Мэгги. Какой сюрприз, что ты появилась здесь.

— Опусти пистолет, Диана. Мы на одной стороне.

— Мы? — Она кивает на мою припаркованную машину. — Садись. Ты поведешь.

____________________________________________________________________

Глава 33

Церковь — последнее место, которое я ожидала, что Диана Уорд использует в качестве убежища, но именно туда она привела меня, по ухабистой дороге к этому полуразрушенному каменному зданию на холме. В свете наших фар я вижу заколоченные окна и переплетение агрессивных виноградных лоз, которые карабкаются по стенам. Я выключаю двигатель, и ночь становится черной. На этом холме поблизости нет ни домов, ни огней. Ни свидетелей.

Вместо того чтобы войти через парадную дверь, Диана ведет меня через боковой вход. Ясно, что она пряталась здесь достаточно долго, чтобы ознакомиться с планировкой. Когда она зажигает керосиновую лампу, я вижу, что эта церковь очень давно не использовалась как место для богослужений. Скамьи разбросаны и сломаны, некоторые из незакрепленных витражей наверху разбиты вдребезги, а со стропил, как шелковые шторы, свисает паутина. Рядом с тем местом, где когда-то стоял алтарь, стоит маленький столик с рюкзаком, остатками бутерброда и полупустой бутылкой вина. Это удобное убежище, явно давно заброшенное и уединенное, но достаточно близко к вилле, чтобы наблюдать за Сильвией и ее посетителями. Конечно, именно поэтому Диана здесь, в Комо; она приехала по той же причине, что и я. Она знает, что Хардвик жив, и верит, что Сильвия знает, где он находится.

В этой каменной церкви холодно. В то время как Диана одета в черные джинсы и флисовую куртку, на мне только шелковое вечернее платье и тонкая накидка, которую я набрасываю на плечи, пока смотрю на мерцающую лампу. Диана не опустила пистолет, и дуло, словно обвиняющий третий глаз, уставилось на меня.

— Почему ты в Комо? — спрашивает она.

— По той же причине, что и ты. Я думала, Сильвия могла бы сказать мне, где Хардвик.

— Кто тебя послал?

— Это сделала ты. В некотором смысле.

— Не будь смешной.

— Кто-то из агентства появился в моем доме в Мэне. Она сказала, что ты исчезла и, возможно, тебе нужна помощь.

— Ты здесь, чтобы помочь мне? — Ее смех отдается эхом в огромной каменной церкви, и этот звук разбивается на голоса дюжин полуистерических Диан. — Мэгги спешит на помощь!

— Мне насрать, что с тобой случится. Но Гэвин мертв. Он был убит в Бангкоке несколько ночей назад. Я была там, когда это произошло. Ты и я, вероятно, следующие в списке жертв.

Ее рука остается совершенно неподвижной, оружие по-прежнему направлено мне в грудь. — Гэвин сказал тебе, почему все это происходит?

— Хардвик жив, — говорю я. — это месть за Мальту.

Она, кажется, не удивлена этим открытием. — Ты точно это знаешь? Он жив?

— Агентство считает так.

— Какие у них доказательства?

— Деньги исчезли с его счетов. Много денег. Для доступа к этим учетным записям требуются пароли, которые мог знать только он.

Наконец, она опускает пистолет. Ее волосы растрепаны, щеки ввалились. На ее лице я вижу паранойю, которая возникает из-за слишком малого количества сна и слишком большого страха. Она начинает расхаживать взад-вперед мимо керосиновой лампы. В своем возбуждении она, кажется, не обращает внимания на то, что я стою там, и я просто радуюсь, что на меня больше не наставлен пистолет.

— Мы должны нейтрализовать Хардвика, — говорит она. — Мы должны работать вместе.