— Кто вы, черт возьми, такие? — выпаливает Тибодо.

— О, мы всего лишь пенсионеры, — говорит Ллойд.

— А до пенсии? — Тибодо смотрит на Ингрид.

— Я была исполнительным секретарем в международной фирме, — говорит Ингрид.

— А вы? — Тибодо поворачивается к Бену.

— Международные гостиничные принадлежности. Я продавал мебель и ресторанное оборудование некоторым из лучших отелей по всему миру.

— Я был профессором истории, — говорит Деклан.

— А я работала в таможенном брокерском агентстве, как я и говорила вам той ночью, — говорю я. Как легко мы все возвращаемся к своим неофициальным личностям для прикрытия. Мы так долго говорили неправду, что теперь это стало для нас второй натурой.

Наконец Тибодо смотрит на Ллойда, единственного из нас, кто не работал под неофициальным прикрытием. Единственный, кому разрешено раскрыть, в каком агентстве он на самом деле работал.

— О, я был всего лишь аналитиком, — весело говорит Ллойд.

— Вы имеете в виду, как психоаналитик? — спрашивает Тибодо.

Ллойд смеется. — Господи, нет. Я целыми днями просиживал за письменным столом. Собирал информацию и обрабатывал данные для правительства. На самом деле, тут нет ничего захватывающего.

— Может, мы и пенсионеры, — говорит Ингрид, — но мы также рьяные поклонники загадок. Я имею в виду, кто не любит хороший детективный роман? Вот, что вдохновило нас на создание нашего маленького клуба по раскрытию преступлений. Если вы прочтете достаточно детективов об убийствах, то станете достаточно осведомлены о работе полиции.

— Без шуток, — бормочет Тибодо, глядя на топографическую карту. — И как вы называете этот ваш, э-э, клуб?

Воцаряется тишина. Я думаю о той ночи, когда мы стояли у камина Ингрид, потягивая напитки и обсуждая таинственную Бьянку.

— Клуб Мартини, — говорю я.

Мои друзья кивают и улыбаются.

— Пожалуйста, давайте не будем отвлекаться, — говорит Деклан. — Нам нужно сосредоточить наше внимание на этом, так называемом, Фрэнке Сардини, кем бы он ни был на самом деле.

Тибодо вздыхает. — Ииисусе. Все стало намного сложнее.

— И мы здесь, чтобы помочь, — говорит Ингрид. — Может быть, мы и вышли на пенсию, но за эти годы мы приобрели некоторые детективные навыки.

— Читая детективные романы, верно? — Тибодо смотрит на меня. — У вас должны быть какие-то версии. Кто-то только что пытался убить вас. Неужели у вас нет никаких предположений, кто желает вашей смерти?

Я смотрю на упавшую солонку, изображающую труп Бьянки. Она всего лишь еще одна в череде смертей, череде, которая еще не завершена. — Я не знаю, — отвечаю я. Но, возможно, я знаю за что.

У нас с Декланом осталось в бутылке последние два дюйма его шотландского виски шестнадцатилетней выдержки. Я выпила более чем достаточно алкоголя на ночь, но он говорит: — Чего уж там, давай допьем, — и разливает остатки по нашим стаканам. Все остальные разошлись по домам. Мы вдвоем сидим перед камином. Пламя угасло и теперь едва мерцает, но мы скоро поднимемся наверх и ляжем спать, так что он больше не подкидывает в него дров. Вместо этого мы позволяем огню медленно угасать, превращаясь в тлеющие угли. Неизбежная смерть.

— А ты помнишь первый виски, которым я тебя угостил? — спрашивает он.

— Я думала, ты хотел меня отравить.

— Это была не такая уж плохая бутылка. Всего лишь восьмилетней выдержки, но, если мне не изменяет память, это был односолодовый виски.

— То была моя первая проба этого напитка. У меня был неискушенный вкус, поэтому я его не оценила. — Я отпиваю то, что он только что налил мне, и вздыхаю, наслаждаясь послевкусием ирисок на языке. — Господи, я была тогда таким ребенком. Во многих отношениях.

— Свежее лицо — вот как Бен описал тебя. В отличие от всех нас, со всеми этими намотанными милями на наших шинах.

Да, у Деклана действительно больше миль на шинах, чем у меня. Восемью годами больше, если быть точным. Когда мы встретились в качестве новобранцев, ему было уже тридцать, и за плечами у него была докторская степень по европейской истории. Это было ценное удостоверение, которое оказалось весьма полезным, когда он работал под неофициальным прикрытием в академических кругах. Со временем его некогда черные волосы посеребрились, а вокруг глаз пролегли морщинки от смеха, но годы только усилили его смуглую привлекательность. Этот сын выдающегося дипломата теперь сам очень похож на дипломата.

— Ты когда-нибудь задумывалась, что ты могла бы сделать со своей жизнью вместо этого? — спрашивает он.

— Ты имеешь в виду, вместо Агентства?

— Да.

— Может быть, я бы работала настоящим аналитиком по импорту. Мне действительно нравилось мое прикрытие. — Я смотрю на него. — И думаю, что ты действительно был бы профессором истории.

— Твидовые пиджаки, увитые плющом колледжи. Творческий отпуск каждые семь лет. Что может быть лучше?

— Плюс все эти зрелые студентки, толпящиеся вокруг тебя.

— Это я не считаю бонусом. Красть младенцев из колыбели меня никогда не привлекало, — он задумчиво делает глоток виски. — Если бы мы пошли разными путями, мы бы с тобой никогда не встретились. Мы бы сейчас не сидели вместе. Грустно об этом думать.

— И все же мы здесь. — я улыбаюсь ему. — Я благодарна, по крайней мере, за это.

Мы замолкаем, оба уставившись на камин. Покрытое золой бревно рушится, поднимая фонтан тлеющих углей.

— Что же все-таки произошло на Мальте? — спрашивает он.

— Ты уже знаешь основы. Операция ”Сирано".

— Я знаю, что именно тогда он был схвачен. И на протяжении многих лет я слышал разговоры о том, что русский шпион, возможно, проник на Даунинг-стрит.

— Первые намеки поступили через SIGINT. Перехваченное сообщение от российского куратора оперативнику, обученному в полевых условиях. Британцы и Агентство понятия не имели, кто он такой. Член парламента? Чиновник Консервативной партии? Или, может быть, он работал в Национальном агентстве по борьбе с преступностью Великобритании, на кого-то достаточно высокопоставленного, чтобы пресечь любое расследование по отмыванию денег в России. Мы даже не были уверены, был ли Сирано настоящим или просто призраком. Плод паранойи разведывательного сообщества.

— Разве не британцы должны были разобраться с этим? Почему не мы были острием копья?

— Потому что каждый шаг британской разведки неоднократно подвергался компрометации, и многие из их агентов были убиты. В течение восьми лет этот человек был загадкой.

— До операции “Сирано”?

Я киваю. — Диана Уорд руководила этой операцией. Справедливо это или нет, но она заслужила похвалу за то, что расправилась с ним.

— И какова была в этом твоя роль?

— Она ввела меня в операцию. Я была всего лишь винтиком в машине.

— Я думаю, ты приняла в этом большее участие, Мэгги.

— Я не присутствовала при самом захвате. Или на допросе, после того как они отправили его самолетом в Марокко. Это все была работа Дианы.

— Так какова была твоя роль в этом?

Я пожимаю плечами. — Я просто указала путь. И она прошла по нему.

— И когда ты в последний раз получала от нее весточку?

— Никогда, со времен Мальты. Она никогда не обращалась ко мне, и я, конечно, никогда не обращалась к ней. Для этого не было никаких причин. На следующий день после того, как они схватили Сирано, я подала в отставку.

— Ты не хочешь сказать мне почему?

— Нет, не хочу. Мой ответ выходит более резким, чем я намеревалась, и на мгновение он умолкает. Я не отрываю взгляда от тлеющих углей в камине, но чувствую, что он изучает меня. Он один из моих старейших друзей, возможно, мой самый близкий друг, но между нами есть стена, медленно возводимая годами, из накопленных за всю жизнь секретов. И шрамов.

— Сирано был схвачен шестнадцать лет назад, — говорит он. — Ты действительно думаешь, что это расплата, после стольких лет?

— Мы нанесли русским серьезный удар на Западе. Мы нанесли ущерб лондонской прачечной самообслуживания, разоблачили коррупцию в Великобритании на самых высоких уровнях правительства. Вполне логично, что Москва примет ответные меры.